Парфюмы Лили Брик
Мадам-провокация, леди-шок, госпожа-скандал, миссис-обаяние – все эти эпитеты по праву могли бы быть присвоены одной одиозной женщине – Лиле Брик.
Впитывавшая в себя искусство как губка, до капли, и выжимавшая его также безжалостно, до последней капли жизни, из своих бесчисленных любовников.
Демоница-Лилит, инфернальная штучка с ангельскими крылышками и бездонными глазищами ночной кошки, античная богиня ростом чуть выше полутора метра (а они и не были высокими!), иудейская принцесса, колдунья и обольстительница, жизнь которой была полна загадок, а смерть пришла к ней только тогда, когда она сама захотела.
Лиля родилась в зажиточной еврейской семье: отец-юрист души не чаял в своих красавицах-дочках, одна из которых стала музой французских революционеров под звучным именем Эльза Триоле, а вторая – всего лишь обольстительницей и покорительницей бесчисленных сердец, поедающей их как пирожные к чаю.
Девушки получили прекрасное образование, перед ними были открыты все двери и все возможности. Лиля обучалась музыке, живописи, скульптуре, балету, рисовала плакаты, играла в кино, писала и ничего не доводила до конца, но сразу впитывала самую квинтэссенцию, самую суть.
Чтобы очаровывать лучших и самых талантливых мужчин своего времени, мало одного только милого личика. Лиличика. Лиля была по-дьявольски умной, хитрой и проницательной. 99% мужчин, встреченных на ее пути, пало к ее маленьким ножкам. В один стойкий процент на удивление вошел ее собственный муж – Осип, которого она любила больше жизни, и который беззастенчиво использовал ее куртуазные таланты для ведомых только ему и ЧК целей.
Персональная Мата-Хари 24 часа в сутки – о чем еще мог мечтать чекист? Или все было не так? А как? Скорее всего, правды мы никогда не узнаем.
Давайте же просто наслаждаться: интересной историей, красивой жизнью, яркой внешностью, роскошной одеждой и, конечно же, ароматами!
Лиля обожала парфюм. Он составлял немалую часть ее демонической сущности, ее сумасшедшего обаяния.
Госпожа Брик щедро поливалась лучшими французскими духами своего времени – благо, Эльза всегда была под боком, чтобы прислать из Франции посылку, набитую атрибутами сладкой жизни. И вышколенный «щен», Володя, Волосит, как она его нежно называла, львиную часть своих гонораров тратил на любимую.
Не спешите возмущаться. Семья Бриков, по сути, открыла талант Маяковского и представила его широкой публике. Начало профессиональной карьеры Маяковского-поэта дело рук Осипа и его издательской деятельности. Многие годы Брики поддерживали Маяковского, безусловно, пользуясь плодами его таланта. Но он сам сделал свой выбор. Скорее всего, без Осиных и Лилечкиных связей все было бы не так просто и с концертами, и с выездами за рубеж.
В своей восхитительной книге – «Ее Лиличество Брик на фоне Люциферова века» Алиса Ганиева писала:
«… в 2004 году в музее Маяковского готовили выставку художника Денисовского и решили впервые экспонировать его портрет Лили Брик, сделанный в 1934-м: она изображена в строгом зеленом костюме, поверх которого пущено экстравагантное, белое, в мелкую алую полоску, боа, чем-то напоминающее георгиевскую ленточку. Портрет был такой громоздкий, что Лиля его почему-то не забрала. И вот перед выставкой его потребовалось реставрировать. А женщины-реставраторы вдруг отказались с ним работать: не можем, и баста. Дескать, слишком тяжелая энергетика у дамы на портрете. Решилась только одна художница, да и то, оканчивая работу, она поворачивала портрет лицом к стенке, чтобы тот никого не смущал. Казалось бы, байка-бабайка, но портрет на самом деле жуткий. Никому не советую ночью смотреть в глаза изображенной на нем женщины. Впрочем, в чем в чем, а в смелости стиля ей не откажешь».
Да и времена тогда были жуткие. Страшные, кровавые, смертельные времена.
«Мне на плечи кидается век волкодав…», — писал еще один Иосиф – Бродский.
Что ж, кому волкодав, а кому и милый песик.
Ведь кроме волков в темном лесу было ещё много других зверюшек.
Лиля, например, была лисичкой… Или кошечкой.
На самом деле у каждого в «семье» на троих имелось собственное зоологическое прозвище: Маяковский — Щен, Лиля — Киса, Ося — кот.
Маяковский называет Лилю не только Кисей, Киситом, Личикой, но и Лисенком, Лисиком, Лисенышем, детиком, Лилятиком, Лильком, Лилечком, Лиленком и т. д. Лиля Маяковского — Щеняткой, Щенитом, звериком, Волосиком, Волоситом; Осипа — Осиком, котиком, Ослитом.
Революционные времена прошлись катком по большей части населения Российской Империи. Огромные волны беженцев хлынули за рубеж. Бывшие графы и князья устраивались швейцарами в отели и клерками в парижские банки. Люди попроще выживали как могли на родине, мерзли и голодали. Улицы наводняли толпы беспризорников, тюрьмы ломились от жертв террора, но в 20-е годы с введением политики НЭПа ситуация начала улучшаться.
Из одной из зарубежных поездок Маяковский отчитывался любимой:
«…заказали тебе чемоданчик — замечательный и купили шляпы вышлем как только свиной чемодан будет готов. Духи послал (но не литр — этого мне не осилить) — флакон если дойдет в целости буду таковые высылать постепенно. Осилив вышеизложенное займусь пижамками!»
Лиля писала сестре Эльзе:
«Элик, пришли мне длинные брюки (черные или темно-серые), чтоб можно было носить с любой кофтой, расширенные книзу, из легкой, немнущейся шерсти. Если к ним окажется длинная кофта, я не обижусь… Одежка моя и износилась, и до смерти надоела. Лучше всё черное. Мои, купленные шесть лет тому назад, — почти лохмотья, № 46. И несколько пар чулок».
Или так:
«Купи мне, пожалуйста, два полувечерних платья (длинные) — одно черное, второе — какое-нибудь (если не слишком дорого, то что-нибудь вроде парчи, обязательно темной) и туфли к ним. Материи в этих платьях — позабавнее и туфли — тоже. Потом мне нужно 4 коробки моей пудры (телесного цвета); 3 губных карандаша Ritz — твоего цвета; румяна Institut de beaute — твой цвет (мазь, а не пудра); одороно; две очень жесткие рукавички (вроде вязаных); черные высокие ботики; чулки, конечно, — если хватит денег, то дюжину; шпильки рыжие — покороче; духи Gicky (герленовские духи «Jicky». — А. Г.); какую-нибудь забавную дешевую шелковую материю (темную, можно пестренькую, в цветочек) Жене на платье; булавки простые и крошечные английские; несколько косичек разных ниток; голубой блокнот с конвертами; мне два каких-нибудь платьишка для постоянной носки. Как видишь — список огромный, а денег мало! Скомбинируй как-нибудь».
Еще одной Лилиной изюминкой были волосы необычного янтарного цвета. В юности она их расчесывала на прямой пробор и закалывала жгутом, а в старости зачем-то стала по-девичьи отпускать косу.
В 1966 году в письме к Эльзе:
«Только что ушел от меня парикмахер, и волосы стали красивые. Первые дней 10 причесываюсь на пробор. Сзади — новая прическа: 2/3 волос заплетены в косу и сложены вдвое, остающиеся делают петлю и висят поверх косы. Всё это заколото большой кожаной английской булавкой, удобно и хорошо держится. <…> После парикмахера — кейфую. Лежу, ем жареные орешки и читаю “Женитьбу”.
В старости косу Лиля Юрьевна перевязывала шнуром или бантом — научилась у жены французского переводчика Филиппа Ротшильда, с семейством которых она дружила.
«Лиля умело скрывала не только тонкие ножки, но и сгорбившуюся спинку. Часто набрасывала шали или шарфы, навешивала побольше цепочек и аксессуаров. В январе 1950-го она писала Эльзе:
«Новый год встретила в твоей накидке. На нее нашили недостающие жемчужины, и надела я ее на твое же длинное, узкое, с длинными рукавами платье (не помнишь его?). В меру своих возможностей я выглядела блестяще, очень элегантно».
«Но главными украшениями, конечно, были кольца-печатки с инициалами «ЛЮБ» и «WM». Кольца многих гипнотизировали — ведь это от самого Маяковского! Аркадий Ваксберг вспоминал, как реагировал на них болгарский поэт-шестидесятник Любомир Левчев, тоже побывавший в Лилиной квартире на Кутузовском: «Мы толпимся в передней, прощаясь. Любомир неотрывно смотрит на кольца, что нанизаны на золотую цепочку и висят у нее на груди. На те два, про которые столько написано. Миниатюрное и большое. По ободу одного из них Маяковский выгравировал инициалы ЛЮБ — при вращении они читались ЛЮБЛЮ Б ЛЮБЛЮ Б… Склонившись, Любомир целует оба кольца. ЕЕ и ЕГО».
«Неудивительно, что ее сразу заметил Ив Сен-Лоран. Они встретились в аэропорту Шереметьево в 1975-м — Лиля летела в Париж на выставку Маяковского, а кутюрье пересаживался на парижский рейс с токийского. Оглядывая унылое сборище толстых женщин в костюмах фабрики «Большевичка», он мгновенно обратил внимание на даму в зеленой норковой шубе от Диора. Они тут же познакомились, и в Париже он сразу стал приглашать ее на свои показы, водил на выставки, прислушивался к ее советам и даже назвал своего мопса кличкой, которой нарекла его Лиля, — «Мужик». С тех пор модельер буквально купал московскую знакомицу в подарках. Преподнес ей свой новый аромат «Опиум», два браслета и бесконечное количество авторских туалетов, существовавших в единственном экземпляре: фиолетовые бархатные брюки, пояса из перьев, бордовое суконное платье, черное платье с тафтовым низом и бархатным жакетом».
«Театральный критик Юрий Тюрин вспоминал, какой он увидел Лилю Брик в Большом театре в 1970 году.
«Было ей в ту пору около семидесяти (на самом деле 79), но выглядела она на редкость моложаво. Серый шелковый костюм, такие же полусапожки, расшитые искусственным жемчугом, претендовали на модельную эксклюзивность. Волосы уже не золотистые, как во времена Маяковского, а огненно-рыжие, экстравагантно заплетены в девичью косу (ходили слухи, что искусственную). Пальцы унизаны бриллиантовыми кольцами, ногти светятся холодным серебром перламутра. Но во всей этой продуманной элегантности было что-то вымученное. И только на лице, под полным вечерним гримом, черными угольями сверкали ведьминским пламенем глаза. Глаза, полные жизни и неудовлетворенной страсти. Именно в эту минуту, когда я заглянул в их омутовую бездонность, я понял, что таких женщин не бросают, а становятся их рабами до конца жизни, до гробовой доски».
«Балерина Майя Плисецкая вспоминала атмосферу одного новогоднего вечера: «Через несколько часов пятьдесят девятый пробьет. Поднявшись в лифте, заслеженном талыми снежными разводами и елочной иглой, звоним в 431-ю квартиру нашего Кутузовского дома. Катанян в черном приглядном сюртуке открывает дверь. Арагоны уже там. Потоптавшись в узкой передней, проходим к запруженному в переизбытке деликатесами столу. Кинто с кружкой пива на картине Пиросмани завидуще щурится на ломящуюся на блюдах снедь. Лилина работница Надежда Васильевна тащит из кухни гору дымящихся румяных пирожков собственной выпечки. У каждого прибора подарок стоит. У меня — флакон духов Робера Пите “БАНДИТ”. У Щедрина — мужской одеколон “Диор” и последняя французская пластинка Стравинского. Это Эльза Юрьевна — Дед-Мороз подарки из Парижа привезла. С тех пор я предпочитаю запах “БАНДИТА” всей иной парижской парфюмерии. И запах чуден, и память дорога…».
Opium стали последними духами Лили Юрьевны. В них ее и похоронили.
Ее первыми духами были Rue de la Paix, от Guerlain, цветочные, благоуханные.
В письмах также упоминаются Mon Boudoir от Houbigant.
Jicky — любимые Лилины духи от Герлена, шипровый аромат унисекс с восточными нотками, созданный в 1889 году, одни из первых с использованием синтезированных веществ во флаконе в виде медицинской склянки с пробкой.
Bandit от Robert Piguet – провокационный смолистый аромат, завоевавший сердце Лили Юрьевны в последние годы.
Мы все проживаем свою жизнь так, как нам нравится.
Лиля Юрьевна прожила ее ярко, насыщенно.
Ее любили и ненавидели многие. Любили, как мне кажется, все же больше.
Как-то мне довелось услышать ее интервью. Поразила прекрасная, поставленная речь, уверенность, с которой она говорила, напоминая диктора телеканала «Культура». Поразило воодушевление и огонь, особая, восточная страсть, свойственная ее народу. Лиля Юрьевна была прекрасна.
Давайте помнить хорошее, думать о хорошем, и видеть в людях хорошее. И учиться у них, воспринимая не недостатки, а достоинства. В случае Лили Брик это будет вкус, чувство прекрасного, жажда жизни, образованность, страстность, смелость, яркость и верность себе и своим идеалам.
А также – умение носить яркие, чарующие образы и ароматы. Не бойтесь прожить свою жизнь, не думайте, что о вас скажут, и завещайте, чтобы в последний путь на вас нанесли ваши любимые духи – лучшие и достойные оставаться с вами вечно.